Александр Ведяхин, первый заместитель председателя правления Сбербанка, — об актуальности принципов ESG для российских регионов.

Устойчивое развитие и ESG — тренды долгосрочные. Они определяют сценарии будущего всей планеты на несколько десятилетий вперед, пронизывая все уровни — от городов до регионов и стран.

Действительно, с принципами устойчивого развития связаны многие вопросы, которые стоят перед российскими регионами. Обеспечение занятости и социального благополучия, поддержка уязвимых слоев населения, уменьшение вредного воздействия на окружающую среду, ликвидация свалок, выстраивание диалога и продуктивного взаимодействия с бизнесом и населением — в решении всех этих задач может помочь ESG-подход. Уже сейчас проекты с сильной социальной и/или экологической составляющей находятся на особом контроле глав наиболее продвинутых субъектов.

Растет и интерес россиян к этой проблематике. Согласно исследованиям ВЦИОМ, если в 2021 году экологические проблемы интересовали 68% россиян, то в 2022-м уже 84%. При этом 46% респондентов считают, что в большей степени достижению целей устойчивого развития и принципов ESG должны способствовать федеральные власти, а 32% — что региональные.

Я бы выделил несколько основных причин, по которым выстраивание работы в русле устойчивого развития приносит пользу регионам и становится приоритетом для руководителей наиболее передовых субъектов Федерации.

ESG — это новые, перспективные направления региональной экономики, которые основаны на экономии и возобновлении ресурсов и которые будут активно развиваться в ближайшие годы, в том числе «умные» города и «зеленое» строительство. Например, лишь возврат полезной части использованных товаров и их упаковки в производственный оборот сформирует к 2025 году мировой рынок объемом до $1 трлн в год.

При этом ESG уже сегодня дает возможность привлекать финансирование для решения региональных задач. В 2018–2022 годах в России прошло 40 выпусков «зеленых», социальных и иных облигаций в целях устойчивого развития на сумму 524,6 млрд руб. Свыше 115 млрд руб. было привлечено в выпусках, которые соответствуют цели устойчивого развития «Устойчивые города и населенные пункты».

Очевидно, что регионы также заинтересованы в развитии на своих территориях социально ориентированного бизнеса, ведь от ответственности компаний во многом зависит качество жизни населения. Кроме того, белые зарплаты — это дополнительные налоги, а значит, и дополнительные возможности для региона.

Устойчивое развитие предполагает строительство экономики рециклинга с максимальным уровнем сбора и переработки отходов. Если люди меньше мусорят и больше заботятся об окружающей среде, а новые предприятия изначально строятся так, чтобы минимизировать и компенсировать ущерб природе, то и региональным властям легче и менее затратно выполнять свою работу.

Важнейшая задача любого региона — наращивание человеческого капитала: борьба за таланты, креативных и образованных людей, за рабочих высокой квалификации. Люди едут туда, где лучше качество жизни и чище воздух.

Мало построить здание для нового ИТ-кластера и подключить его к инфраструктуре. Чтобы создать и заполнить высокоэффективные рабочие места, стратегически мыслящие руководители формируют привлекательную городскую среду, заботятся об экологии, культуре.

В свою очередь, привлекательная среда способствует росту туризма. За последний год активное развитие получил внутренний туризм, и в конкуренции за гостей выигрывают экологичные, удобные и социально благополучные «зеленые» территории.

Наконец ESG — это способ повысить доверие к власти, которое де-факто является ключевым показателем эффективности работы губернаторов. Все основные показатели оценки этой эффективности относятся к области социальной, экологической или управленческой ответственности.

Комплексный подход главы региона к данному спектру вопросов никогда не остается незамеченным: его ценят и жители, и федеральные власти. Например, наш опыт работы в регионах показывает, что люди особенно позитивно реагируют на запуск транспортных проектов (новые маршруты общественного транспорта, обновление старого автопарка, ремонт и строительство дорог), открытие поликлиник и досуговых центров, развитие парков и городской инфраструктуры. К повестке устойчивого развития можно отнести десять из 14 национальных проектов и все пять национальных целей. Реализация регионами ESG-стратегий и планов показывает их вовлеченность в эту работу.

При этом, по нашей оценке, сейчас лишь четверть регионов в той или иной форме внедряет ESG-подходы в свои практики. Мы хотим, чтобы таких регионов становилось все больше. Для этого им необходима общая система координат и инструментов, которая позволит оценить свое положение и прогресс на пути устойчивого развития по сравнению с другими субъектами Федерации.

За 2022 год мы разработали свой собственный ESG-рэнкинг, а также ESG-профиль каждого российского региона и теперь готовы с любым из субъектов обсуждать точечные решения, способствующие его устойчивому развитию.

Один из крупнейших банков страны, на долю которого приходится около трети активов российского банковского сектора. Основным акционером выступает Российская Федерация (50% уставного капитала плюс одна голосующая акция). Остальными акциями владеют российские и международные инвесторы. Филиальная сеть банка в России насчитывает около 14 тыс. точек обслуживания. Сбербанк выступает драйвером ESG-повестки и одним из пионеров направления ответственного финансирования в России. Банк предоставляет клиентам востребованные ESG-продукты и услуги во всех бизнес-сегментах, постоянно совершенствует методологию и инструментарий.

О том, как современные тренды на рынке биологически активных добавок (БАД) меняют стратегии бизнеса, рассказала председатель совета директоров ЗАО «Эвалар» Наталия Прокопьева.

— Как геополитическая ситуация повлияла на рынок БАДов?

— Изменилась конфигурация спроса. До начала 2022 года рынок развивался под влиянием ковидных и постковидных трендов. В этот период наблюдался высокий спрос на витаминно-минеральные препараты, такие как цинк, витамины С и Д, включенные в протокол терапии коронавирусной инфекции. В прошлом году с введением санкций картина резко изменилась. В потребительском поведении стало проявляться желание снять стресс и улучшить качество сна, возникла потребность в замещении импорта, а также поддержании здоровья микрофлоры после приема антибиотиков и ментального здоровья в целом. В марте—апреле 2022 года 58% врачей, по данным IPSOS, столкнулись с ростом количества жалоб пациентов на ухудшение памяти, внимания, концентрации и работоспособности. В топ-продаж в прошлом году как в онлайн-, так и в офлайн-сегментах выходили БАДы, связанные с нормализацией сна и устранением тревоги.

— Какие новые задачи возникли перед производителями?

— Новая повестка прежде всего внесла серьезные коррективы в логистические цепочки: пришлось быстро выстраивать новые маршруты для сохранения работы с мировыми поставщиками субстанций, а также оперативно привлекать новых поставщиков сырья и первичной упаковки.

Кроме этого, нужно было быстро корректировать планы продуктового продвижения под меняющийся спрос: оперативно выводить новые позиции и инициировать поддержку в медиа. В 2022 году мы вывели на рынок 70 новых продуктов — рекордное количество за все время работы компании.

— Как изменилась конкуренция на рынке БАДов под влиянием санкций?

— Конкуренция кратно выросла: ни один иностранный бренд де-факто Россию не покинул и практически все они доступны офлайн и онлайн. Многие отечественные фармпроизводители, ранее не работавшие в категории БАД, выпустили свои линейки продуктов.

Кроме того, аптечные сети последние несколько лет сужали ассортимент брендированной продукции, делая ставку на собственные торговые марки (СТМ). По данным DSM Group, сегмент СТМ в аптеках вырос с 1,7 млрд руб. в 2018 году до 13 млрд в 2022-м. В отдельных аптечных сетях категория БАД представлена исключительно в виде СТМ. В рамках этого тренда четыре года назад мы начали работу как контрактная площадка для производства СТМ. Это бизнес-направление компании по итогам 2022 года выросло на 297%, по оценке DSM Group, и было выделено в отдельное юрлицо «Фарминтегро». Нужно отметить, что в аптечном канале по-прежнему реализуется до 80% БАДов.

При этом важно сохранять баланс между брендированной продукцией и СТМ в аптеках, в противном случае идет отток трафика. По нашим наблюдениям, если рядом с нашей фирменной аптекой находится точка с высокой долей СТМ и узкой линейкой продуктов под брендом «Эвалар», то клиентский трафик в итоге стекается в нашу фирменную аптеку. Мы известны как трафик-билдер, поэтому, если сеть не расширяет ассортимент брендированной продукции или медлит с заведением новинок, она не получает нашего клиента.

— Какие точки роста рынка БАДов вы видите?

— Дальнейшая динамика рынка сильно зависит от доходов населения и геополитической повестки, которые сложно прогнозировать. Тем не менее ключевым драйвером для рынка является развитие канала e-commerce. Так, в e-comm-сегменте рост категории БАД в 2022 году по сравнению с 2021 годом составил 82%, а в аптечном сегменте — только 13% (данные DSM Group). В экосистеме каналов продаж, объединяющей аптечную сеть «Эвалар», маркетплейс «Фитомаркет» и собственный онлайн-магазин Shop.Evalar, за этот же период зафиксирован рост на 163%. За последние два года доля e-comm в общем обороте компании превысила 20%.

Развитие фирменного e-com-проекта мы начали во время пандемии. Этот канал привлек к нам новую аудиторию, которая рассматривает здоровье как ценность и стремится улучшить качество жизни за счет приема современных БАДов. Эти потребители моложе нашей базовой аудитории, поэтому продуктовые матрицы были адаптированы специально под спрос онлайн-клиентов: в аптеках представлены в основном наши бестселлеры и лекарства, которые активно продвигаются на ТВ, в e-comm, — минералы, витамины, в том числе для детей, а также продукты категории «бьюти».

Нужно отметить, что в 2022 году в рамках своей CRM-системы мы стали фиксировать рост в онлайн-сегменте аудитории старше 45 лет. То есть сегодня и зрелая возрастная группа тоже освоила онлайн-потребление.

— В чем преимущество развития собственной DTC-системы?

— Прямые продажи онлайн — это прежде всего неограниченная полка и прямая коммуникация с клиентом, которого не переключают на СТМ. Наша DTC-платформа интегрирована с крупнейшими маркетплейсами, такими как OZON, «Сбермегамаркет», «Яндекс.Маркет», а наличие опыта управления категорией БАД дает нам возможности по продвижению своей продукции.

В 2022 году в крупных городах РФ мы сократили сроки доставки заказов с собственных сайтов компании до двух-трех дней. Общее число партнерских ПВЗ по всей стране достигло 35 тыс., значительный вклад, в частности, внес контракт с «Почтой России». В совокупности эти меры позволили втрое нарастить позиции в e-comm по итогам прошлого года.

— Кто в целом сегодня стимулирует продажи БАДов — врачи, диетологи, нутрициологи, фитнес-тренеры? Что способствует повышению информированности потребителей о свойствах и противопоказаниях?

— Это своевременный вопрос. По сути, он о лидерах мнений, которые формируют содержательную повестку для потребителей. Пару лет назад в запрещенной сегодня социальной сети наблюдался бум коучей и гуру от нутрицевтики, во многом его стимулировали реферальные программы иностранных производителей. С одной стороны, это стимулировало рост интереса к рынку, а с другой — вылилось в появление лжедиетологов, которые назначали совершенно неадекватные дозировки и комбинации опасных препаратов. Именно поэтому летом прошлого года на Санкт-Петербургском экономическом форуме мы поднимали вопрос о необходимости выработки отраслевой стратегии развития рынка БАДов. Значимым блоком стратегии должен был стать запуск информационно-образовательных проектов, призванных информировать потребителей о роли БАДов, возможностях их применения, рисках, дозировках.

Пока системных шагов не предпринято, мы решили действовать самостоятельно: с 2021 года компания совместно с кафедрой диетологии и нутрициологии РУДН готовит образовательные проекты для специалистов и потребителей. Целью развития наших проектов в соцмедиа также является распространение знаний о БАДах. В 2022 году в дополнение к традиционным каналам в ВК и «Одноклассниках» мы запустили блог в «Телеграм». За период менее года он стал одним из крупнейших в своей категории.

— Какую роль для компании играет лекарственный портфель?

— Сейчас уже ключевую. Это одно из растущих направлений в компании. По итогам 2022 года доля лекарств достигла 23% в обороте «Эвалара», данные DSM Group. Мы растем быстрее рынка (+27,6% и +15,3% соответственно), портфель ориентирован на замещение импорта, в том числе и растительных препаратов — в этой области у нас огромный опыт. По ряду из них мы независимы от поставок зарубежного сырья, потому что выращиваем его на собственных плантациях на Алтае. В отдельных случаях важно, чтобы растительное сырье сразу после сборки шло в переработку — чтобы от поля до линии по подготовке сырья проходило не более пяти часов.

Мы продолжим развивать линейку натуральных и синтетических лекарственных препаратов. Планируем, увеличиваем рекламное присутствие: например, по итогам четвертого квартала 2022 года мы стали рекламодателем № 1 в категории «фарма», по данным Mediascope. С другой стороны, мы наращиваем сотрудничество с медицинским сообществом, чтобы переключить внимание специалистов на отечественный сегмент, показать наш уровень производства и подходы к исследованиям, дать новые возможности выбора для пациентов. Только в 2022 году мы приняли участие в 52 мероприятиях, охватив более 60 тыс. специалистов разных профилей, и видим рост интереса врачей к продуктам бренда.

О том, что мешает производителям гофроупаковки использовать вторичное сырье в формате РОП, РБК+ рассказала главный эколог Архангельского целлюлозно-бумажного комбината (АЦБК) Евгения Москалюк.

— Механизм расширенной ответственности производителей и импортеров товаров и упаковки (РОП) в России запущен в 2015 году. Насколько эффективно он работает?

— К существенному экологическому стимулированию развития отрасли обращения с отходами новая система пока не привела, не случайно в конце 2020 года правительство РФ приняло концепцию совершенствования института РОП.

Недостатки института РОП связывают с отсутствием эффективного стимула использования перерабатываемых материалов, сырья и механизма целевого расходования средств экосбора.

Отсутствует четкая взаимосвязь института РОП с системами обращения с твердыми коммунальными отходами (ТКО), что приводит к противоречиям между участниками соответствующих процессов.

Имеющаяся классификация отходов настолько сложна, что отчитаться об утилизации бывает почти невозможно. Например, целлюлозно-бумажную упаковку крайне трудно сопоставить с конкретными видами отходов, что необходимо сделать в соответствии с установленными требованиями.

Таким образом, система РОП сегодня не позволяет четко определить, как каким видом отходов нужно управлять. И поэтому практически любой акт утилизации может быть не принят регулятором.

Это заставляет производителя принимать решение в пользу не утилизации и переработки отходов, а уплаты экологического сбора. Например, Архангельский ЦБК с 2015 года принимал все меры, для того чтобы выполнять нормативы утилизации: мы пытались организовать свои мощности по сбору и переработки макулатуры, искали подрядчиков, заключали договоры, сдавали Росприроднадзору отчетность. В 2017 году предприятие полностью выполнило нормативы утилизации посредством заключения договоров. Но отчетность об утилизации только усложнялась. Поэтому начиная с 2021 года мы перешли на уплату экологического сбора.

— Какие особенности реализации РОП в целлюлозно-бумажной промышленности (ЦБП) следовало бы учитывать?

— Современные требования, например, не уточняют, какое оборудование предназначено исключительно для утилизации бумаги и картона. Кроме того, производство целлюлозно-бумажной продукции и утилизация имеют разные коды видов экономической деятельности. Смена или дополнение вида экономической деятельности для предприятия — это ресурсозатратный процесс. Так, для работы бумагоделательной машины, например, разрабатываются технологические регламенты, обучается персонал, осуществляются меры промышленной безопасности в разрезе технологии целлюлозно-бумажного производства. Что будет, если это же оборудование будет признано утилизационным? Этот аспект пока не урегулирован.

Далеко не все производители готовы признать процесс производства бумаги и картона утилизацией, потому что это расширяет спектр дополнительных требований. И, как правило, производители целлюлозно-бумажной продукции позиционируют используемую макулатуру как вторичное сырье.

Чтобы стимулировать производителей создавать мощности по сбору и переработке вторичного сырья, необходимо гармонизировать требования законодательства. РОП, а именно факт выполнения нормативов утилизации, должна учитывать как способы утилизации, так и способы переработки вторсырья.

— Что демотивирует отраслевой бизнес создавать систему сбора?

— Законодательство в области РОП неоднократно менялось: например, поправками в статью 24.2 федерального закона от 24.06.1998 № 89-ФЗ «Об отходах производства и потребления» из описания механизмов выполнения норматива утилизации был исключен сбор отходов. Но рано или поздно мы вернемся к этой необходимости, убедившись, что система РОП стала понятной и предсказуемой.

— Есть, на ваш взгляд, успешный международный опыт внедрения РОП?

— Опыт есть, и наша страна пытается взять лучшее от каждого государства, реализовавшего такую практику. На примере нашей отрасли можно и нужно опереться на опыт ЦБП советского и настоящего времени, просто изменить его под существующие реалии, это и будет институт РОП в части утилизации.

— В рамках новой концепции РОП от 2020 года планируется постепенное повышение нормативов утилизации с 10–45 до 100%. Насколько это выполнимо?

— Стопроцентное выполнение норматива утилизации технически невыполнимо в силу того, что невозможно обеспечить такую собираемость отходов. На промышленных предприятиях накапливать макулатуру раздельно и передавать ее на утилизацию реально. Но, когда бумага или картон находятся в компонентной смеси твердых коммунальных отходов (ТКО), это представляется невероятным. Сегодня лишь порядка 7% от общего объема выпускаемой гофроупаковки попадает к населению. Но именно с вовлечением в оборот вторсырья из ТКО в России сохраняются серьезные проблемы. И поэтому важно, чтобы система РОП была взаимосвязана с системой обращения с ТКО.

При этом мы, как товаропроизводители, отчитываемся за все 100% выпускаемой продукции, в том числе за ту, которая никогда на свалки не попадет и не попадала: в нормативах утилизации не учитывается «жизненный процесс» продукции. С таким подходом согласиться невозможно.

Директор сервиса заказа такси «Максим» Максим Шушарин рассказал, почему новые требования законодательства невыполнимы для большинства участников рынка такси и как их привести в соответствие с реалиями.

Многие люди неверно представляют себе устройство бизнеса такси. Особенно в Москве, где красивая картинка с желтыми автомобилями таксопарков — это результат специфики самого большого в стране рынка такси и субсидий. Только в 2023 году из столичного бюджета планировалось выделить 500 млн руб. на субсидирование лизинговых платежей таксопарков. Причем эту сумму предполагалось удвоить. 1 млрд руб. субсидий в один только сегмент экономики — совершенно немыслимая для регионов сумма. Скажем, примерно таков весь бюджет города Шадринска, где родилась наша компания.

Между тем повсеместно, за исключением Московской агломерации и двух-трех городов-миллионников, отрасль вывозится самозанятыми водителями.

В России 98% таксистов — самозанятые граждане на личных автомобилях. Речь идет о 2,5–3 млн участников рынка. Из них около 90% — это подработчики, которые выполняют 65% от общего объема заказов. Это соотношение справедливо почти для всех городов за исключением Москвы, где подработчики отсутствуют как класс.

Таксопарки в России есть, но уже примерно 15 лет они представляют собой не компании с трудоустроенными водителями, как понимает ситуацию и обыватель, и законодатель. Фактически это пункты проката автомобилей.

Еще одна особенность рынка — размер среднего чека, который напрямую связан с доходами населения. В Москве он до шести раз больше, чем в регионах. Например, в Кургане это 230 руб. — при таком размере среднего чека таксопарк не выживает. Так что модель с таксопарками, преференциями водителям в виде выделенных полос и бесплатного въезда в транспортные узлы вроде Москва-Сити в целом к России никакого отношения не имеет.

До 1 сентября 2023 года самозанятым гражданам не разрешалось легально оказывать услуги такси. Вступивший в силу закон признал их полноправными участниками рынка, но обязал соответствовать тем же требованиям, что предъявлены и таксопаркам.

Самозанятые должны покупать ОСАГО по тарифу для такси, а это от 30–50 тыс. руб. в год в Хакассии до 126 тыс. руб. в Казани. Для самозанятого стоимость страхования может превышать среднемесячный заработок.

Регионы кинулись устанавливать собственные ограничения для такси, например, потребовали перекрасить автомобиль в определенный цвет. Оклейка недолговечной пленкой — от 30 тыс. руб., перекраска — от 100 тыс. руб. Так, в законодательном собрании Пензенской области не постеснялись прямо связать ограничение цвета авто с желанием не допустить самозанятых граждан к работе в такси — в противоречие федеральным нормам.

Еще один барьер на пути легализации самозанятых — путевой лист. Совершенно непонятно, зачем законодатель вытащил на свет эту архаику из 1960-х годов. Путевой лист вводился в CCCР как элемент бухгалтерской отчетности — для учета расходования ГСМ и пробега автомобиля. Зачем это нужно в XXI веке самозанятому, который сам себе покупает бензин и ему не перед кем отчитываться этим листом?

Наконец, самозанятый таксист должен проходить предрейсовые медосмотр и техосмотр. Система здравоохранения в стране не готова к тому, чтобы ежедневно принимать 2,5 млн самозанятых.

По нашим подсчетам, на средний полумиллионный город приходится пять-семь пунктов медосмотра, из них круглосуточных — максимум один-два. Например, в Кургане с населением 300 тыс. человек каждый день работает от 2 тыс. до 4 тыс. водителей. С таким числом медпунктов получится, что водитель должен простоять в очереди на осмотр 10–15 суток, ничего не зарабатывая в это время. Есть города, где до ближайшего пункта медосмотра ехать 100 км, а на Крайнем Севере — 500 км по зимнику.

С пунктами предрейсового техосмотра проблем еще больше. Например, в Курган каждый день в пять утра из Москвы прилетает самолет. Встречающий его таксист где-то ночью должен пройти техосмотр и медосмотр, но круглосуточных пунктов для этого нет. Да и зачем все это: предрейсовые техосмотры в советском такси были связаны с механизмами «Волги», требовавшими ежедневной смазки, а этого не нужно делать с современными машинами. Конечно, таксопарки как собственники множества автомобилей могут нанять техников и медиков для защиты своего имущества. Но не самозанятый водитель.

Целями регулирования отрасли называют повышение уровня безопасности в такси. Надо сказать, что эта тема демонизирована в общественном поле. Но ведь самозанятый водитель такси, наоборот, наиболее безопасен по самой схеме своей работы: он заработал на автомобиль, бережет его, самого себя и пассажиров. По нашей статистике, в 2022 году из нескольких сот миллионов поездок было лишь шесть случаев нападения на водителей (и ни одного нападения на пассажиров). ДТП с пострадавшими у нас ниже уровня статистической погрешности – всего 0,00007% в годовом объеме поездок.

При этом по новому закону у водителя, не выполняющего его требования, аннулируется разрешение на работу и он переходит в разряд нелегалов. За передачу заказа лицу без разрешения предусмотрена блокировка приложения агрегатора. При этом работа самозанятого водителя такси без агрегатора запрещена.

Новый закон ведет к сокращению предложения на рынке такси. Результат на сегодня: в регионах отрасль уже потеряла 30% водителей. Время ожидания автомобиля увеличилось в два-три раза. Замедлилась динамика регистрации самозанятости водителями.

Рынок отреагировал предсказуемо. Эти же негативные тенденции показало тестовое применение нами требований нового закона о такси летом в Иркутске, Владивостоке, Чите.

При должном контроле исполнения закона отрасль откатится в 1990-е годы, вернется и заказ такси «от бордюра», и криминал. К тому же водители могут уйти в мессенджеры, исключающие всякую возможность контроля и гарантий. Всего за три часа теста в Чите в один только чат для поиска пассажиров и водителей добавилось 3 тыс. новых участников.

Новый закон о такси выполнил три важные функции. Ввел элементы цифрового контроля государства. Определил роль и ответственность служб заказа легкового такси. Признал самозанятых водителей. Нужно далее совершенствовать законодательство.

Мы все хотим, чтобы такси работало, было доступно людям, обеспечивало финансовые гарантии пассажирам и налоги государству. Для этого нужно принять за данность существование разных моделей, обусловленных региональной спецификой и экономикой, и применять дифференцированный подход к их регулированию.

Отрасли необходимо раздельное регулирование таксопарков и самозанятых граждан на личном автомобиле. Причем к последним должны предъявляться те же требования, что и к обычным гражданским водителям. Условием легального допуска на рынок должна стать регистрация в качестве самозанятого и уплата налога.

Также необходима верификация водителей государством в «одном окне». Например, Минтранс может проверять их в автоматическом режиме по базам данных на пригодность к работе. При этом мы, как агрегатор, готовы выступить налоговым агентом самозанятого, чтобы государство не бегало за миллионами таких водителей с требованиями уплаты налогов, а исправно их получало.

В четверг, 21 сентября, в Центре событий РБК прошел третий ежегодный конгресс «ESG– (Р) эволюция», посвященный стратегиям бизнеса в области устойчивого развития. Тема ключевой его сессии звучала так: «Дорожная карта для России… и презентация результатов ESG-индекса 2.0». Участники встречи — представители крупнейших российских (и одной иностранной) компаний — рассказали о своих достижениях в области ESG, поделились способами решения проблем, возникших в связи с политическими переменами, и высказали мнение о том, чего сегодня им не хватает для более эффективного следования принципам экологической и социальной безопасности.

Начал дискуссию первый зампред правления «ВЭБ.РФ» Алексей Мирошниченко. По его словам, в нашей стране есть множество примеров (моногорода, города-спутники, градообразующие предприятия) того, как крупное производство способно заботиться о своих сотрудниках и их семьях: промышленные объекты обрастают всей необходимой инфраструктурой — от детских садов до кинотеатров, — позволяющей человеку комфортно работать и жить. Современная Россия бережно продолжает и совершенствует эту традицию. Более того, если раньше экологические и социальные проекты чаще всего были дорогими и невыгодными, то сейчас ситуация поменялась. «КПД вырос, стоимость оборудования снизилась — и дело стало окупаться, — отметил Мирошниченко. — Сегодня бизнес понимает: меньше выбросов — меньше затрат. И чем дальше мы идем, тем более доступными становятся технологии, позволяющие тратить мало, а делать много, быстро, качественно и надежно. Это и есть ESG».

Вице-президент «Русала» Елена Безденежных отметила, что сегодня ESG-повестка компании, не ограничиваясь экологией, концентрируется на самых разных аспектах, включая налоговую и социальную политику, корпоративное управление, обязательства перед жителями. «Русал» по-прежнему активно вкладывается в модернизацию и перестройку заводов, 80% отходов компания вовлекает в повторное производство и переработку. Тем временем, стейкхолдеры — и государство, и жители — смотрят не на обещания, а на то, что и как компания сделала, какие проекты выполнила.

Примером может служить и компания «Сибур», которая в начале 2023 года актуализировала свою ESG-стратегию. Как объяснил в ходе сессии директор по устойчивому развитию компании Максим Ремчуков, такой шаг вызван двумя причинами: во-первых, часть целей изначальной стратегии 2019 года была досрочно достигнута, во-вторых, покупка «Сибуром» новых активов потребовала пересмотреть обязательства по холдингу в целом с учетом новой структуры.

Кроме того, все участники сессии признали, что в связи с новой политической повесткой им пришлось переключиться на азиатские рынки и искать там новых клиентов и поставщиков. В какой-то степени это упростило работу: у того же Китая экологические стандарты пока не так высоки, как у западных стран. Но это до поры до времени. «Китайцы медленно запрягают, но быстро ездят, — заявил вице-президент по работе с инвесторами и устойчивому развитию «Норникеля» Владимир Жуков. — В сфере автомобилестроения и стандартов по выбросам они за несколько лет пройдут тот же путь, по которому Европа двигалась несколько десятков лет. Мы полагаем, что скоро они тоже выдвинут жесткие ESG-требования».

Но пока этого не произошло, российскому бизнесу приходится перекладывать часть требований по ESG на своих поставщиков. «Сегодня мало продемонстрировать, что ваш бизнес внутри своего периметра придерживается правил ESG, — нужно показать, какое сырье к вам пришло по цепочке, — отметил Максим Ремчуков из «Сибура». — Для этого мы разработали ESG-анкету с вполне понятными блоками вроде экологии, охраны труда и промышленной безопасности, соблюдения различных политик. Причем мы не просто спускаем требования, но проводим обучение, инвестируем в своих поставщиков. Нам это нужно для того, чтобы быть конкурентоспособными — даже на тех рынках, где, как сейчас кажется, нет таких уж жестких требований».

Чтобы в новых реалиях оставаться на плаву, некоторые бизнесы полностью перестроили работу. Генеральный директор Unilever в России и Белоруссии Елена Тябутова призналась, что трансформации в их компании подверглись практически все этажи — от корпоративного управления до рецептур продуктов. Также пришлось локализовать цепочку поставок и выдвинуть актуальные ESG-требования новым поставщикам.

В завершение сессии гендиректор Национального ESG-альянса Андрей Шаронов отметил, что российский бизнес по-прежнему хочет оставаться международным, а для этого ему необходимо сохранить доверие клиента к производимым товарам. «Цель создания нашего альянса состояла в том, чтобы вообще продвигать эту идею в стране, — поделился эксперт. — Чтобы люди понимали ценность этого направления, оценивали усилия компаний, которые этим занимаются, и начинали косо смотреть на тех, кто пока этого не делает».

Но, по словам Шаронова, очень досадно, что пока государство не уделяет должного внимания нефинансовым отчетам, которые так усердно составляют корпорации. Проект закона о нефинансовой отчетности уже четыре года лежит на рассмотрении, и непонятно, когда до него дойдет очередь. И тем не менее спикеры выразили надежду на то, что когда-нибудь лед тронется и их вклад в систему экологической и социальной безопасности страны будет замечен и оценен.

Весной на финансовом рынке появился новый инструмент — золотые облигации от компании «Селигдар». Уже в октябре планируется второй выпуск. Об опыте эмиссии рассказал председатель совета директоров компании Александр Хрущ.

— Насколько вы как эмитент удовлетворены дебютным выпуском золотых облигаций с ценой бумаг в граммах драгметалла?

— Мы оцениваем опыт как положительный — поэтому, собственно, и решили повторить, сейчас делаем второй выпуск. Хотя, конечно, когда запускали инструмент, были сомнения, насколько интересной и понятной подобная новация будет для инвесторов, особенно розничных. И даже не до конца понимали, на какие объемы эмиссии ориентироваться. Но все удалось, бумаги понравились и были выкуплены, даже значительно увеличили объем выпуска относительно изначально планировавшегося — сначала казалось, что на такой новый необычный проект привлечь 300–350 млн руб. будет уже большим достижением, инвестконсультанты эти оценки подтверждали. А потом частные инвесторы быстро выкупили около 4 млрд, и по итогу вместе с институциональными мы собрали более 11 млрд руб.

— Здесь важный аспект — цены на базовый актив, на золото. Насколько вообще это предсказуемый параметр?

— Разумеется, в данном плане не только мы, но и ни один другой золотодобытчик, да и даже никакое государство гарантий в принципе дать не может, это общемировой рынок, со своими особенностями. Но в целом во все времена инвестиции в золото были оправданными — если, конечно, речь о долгосрочных вложениях, а не о спекуляциях с целью попытаться заработать на сиюминутных колебаниях рынка.

Можно также отметить, что хороший рост цены на золото показывали в периоды после экономических спадов — например, после дотком-кризиса в США цена на золото увеличилась с $260 за унцию в 2000 году до почти $1000 в 2008-м. А после мирового финансового кризиса 2008 года цена золота увеличилась в два с лишним раза за три года.

И конечно, бывают периоды, когда золото падает в цене, но в долгосрочном плане тренд скорее восходящий. Также можно обратить внимание на то, что в 2022 году центральные банки увеличили закупки драгоценного металла в 2,5 раза — почти до 1,150 т, это рекордный показатель за последние полвека. И в 2023 году спрос на золото со стороны центральных банков остается на рекордном уровне.

— Зачем тогда еще купонный доход выплачивать?

— Ну здесь же экономическая логика: мы инвестируем в расширение производства, то есть получаем тот же золотой доход. Все честно.

— У вас после дебютного выпуска золотых облигаций была обратная связь от инвесторов. Они высказывали пожелания относительно того, какие изменения нужно внести в инструмент?

— Практически нет: бумаги понятные, там все прозрачно устроено. Единственный, пожалуй, важный и интересный вопрос от инвесторов был связан с тем, нельзя ли сделать погашение облигаций не рублями по курсу золота, а прямо физическим металлом. Но увы, нет, это оказалось нереальным.

— Почему? Мосбиржа же торгует физическим золотом, депозитарий есть.

— Да, все так. Но учтите, что данные облигации — все же один из первых подобных опытов, причем не только в российском, но и мировом масштабе, есть всего буквально пара-тройка номинированных в золоте долговых бумаг, к тому же государственных, а не корпоративных. Поэтому сама по себе эмиссия была непростой задачей, в том числе с учетом всех юридических аспектов. Мы, разумеется, попробовали проработать этот запрос инвесторов насчет зачисления физического золота на личные счета, но, увы, пока не получается в силу законодательных ограничений.

А вот второй важный вопрос от инвесторов — удлинение срока обращения бумаг — мы решить можем. И уже этим занимаемся. Второй выпуск наших золотых облигаций будет уже долгосрочным, до 2030 года.

— Это запрос именно инвесторов?

— Да, более того, инвесторы вообще интересовались, нельзя ли сделать бессрочную бумагу, но тут мы пока не особо готовы, есть опять-таки исключительно юридические моменты.

— А чем для инвесторов интересна бессрочная бумага?

— Это долговременное хеджирование рисков — периодические оферты позволяют при необходимости получать наличные, но одновременно часть активов вы держите в драгметалле, что защищает от инфляции, а в случае рубля — еще и от ослабления национальной валюты.

— Второй выпуск золотых облигаций в связи с этим будет долгосрочным?

— Да, изучив пожелания инвесторов, мы пришли к выводу, что нужна долгосрочная бумага с амортизацией, именно так и будет устроен второй выпуск золотых облигаций.

— Насколько при этом для вас важны именно частные инвесторы?

— Инвесторы, разумеется, важны все, было бы неразумно выделять определенные классы. По статистике, примерно 70% от общего объема эмиссии облигаций у нас выкупили институциональные инвесторы и 30% — частные. И мы понимаем, что частные инвесторы очень важны для ценных бумаг любого типа, именно они особенно устойчивые, покупают облигации в личный портфель надолго и редко подвержены колебаниям конъюнктуры рынка, рискам потери ликвидности, предпочитают просто получать заранее запланированный доход. Также важно учитывать, что у большинства из них золотые облигации — не более 10% портфеля, то есть это один из хеджирующих инструментов. И для нас как для эмитента это важно — если речь о долгосрочной перспективе, нужно думать о благополучии инвесторов, их интересах в плане риск-профиля.

— У частных инвесторов более длинные деньги, чем у институционалов? Или это несопоставимо?

— Такой вопрос не совсем корректен. Формально говоря, самые длинные деньги у пенсионных фондов, но они, увы, пока не покупают подобные ценные бумаги. Хотя, мне кажется, это как раз для них — хотя бы в качестве защиты от инфляции.

— А насколько вообще эмитенту интересен выпуск ценных бумаг, стоимость которых привязана к стоимости основной продукции компании?

— Очень интересен, и тут речь не только о ценных бумагах. Наша группа компаний уже давно использует займы в золоте, первый раз мы это сделали в 2015 году. Для нас это — естественный хедж, для банка-кредитора — тоже, финансовая логика очевидна.

— Тогда почему вы решили замещать банковские кредиты публичными заимствованиями?

— Это как раз вопрос больше к банкам, а не к нам. Кредитным организациям тоже нужен хедж — цена на золото может меняться, а у них очень жесткие нормативы по качеству выданных займов и залогов. Раньше они страховали эти риски через срочный рынок, но его уже полтора года нет. Так что объективно банковские кредиты в золоте сейчас не особо доступны с учетом отсутствия выхода на международные срочные рынки.

— Работа с розничными инвесторами требует серьезных разъяснений. Как вы их привлекаете?

— Очень просто: объясняем свои плюсы, которые именно для инвесторов очевидны. Первое, конечно, это натуральное хеджирование, у нас производственная компания, есть конкретный продукт, да еще и торгующийся на международном рынке по всем понятным и прозрачным ценам. Второе — мы раскрываем информацию о планах развития, стремимся быть транспарентной компанией, инвестор может понять наши финансовые планы, денежные потоки и даже проблемы — это существенно для принятия решения о покупке долговых обязательств.

— Розничные инвесторы при этом уделяют большое внимание долгосрочным планам развития компании, ее намерениям по расширению производства?

— Это для нас оказалось необычным, но именно для розничных инвесторов основной аспект — не столько текущий денежный поток и способность платить по долгам, сколько именно стратегия развития в фокусе. Есть два очень перспективных месторождения, Хвойное и Кючус. Только Кючус, по нашим расчетам, к 2029 году будет производить 10 т золота в год, что позволит к 2030 году достичь объема производства 20 т в год.

— А коллеги-золотодобытчики спрашивают вас об опыте золотых облигаций? Можно ли ожидать расширения данных практик?

— Это вопрос к конкретным компаниям, у каждого свои особенности и финансовые планы. Если напрямую отвечать на ваш вопрос — да, спрашивали. Очень много о технических аспектах, а принципиально главный вопрос был в потере апсайда: золото непрерывно растет в цене, и, продавая будущую добычу в физических граммах, мы этот инфляционный доход теряем. Но тут ответ очевиден: мы хеджируемся, за счет привлеченных средств от золотых облигаций рефинансируемся и продолжаем открывать новые месторождения.

О новых возможностях бизнеса в сферах, связанных с производством винодельческой продукции, рассказал сооснователь и вице-президент Simple Group Анатолий Корнеев.

— Как российский рынок алкоголя переживает новую экономическую реальность — санкции, уход иностранных брендов?

— Сегодня «черными лебедями» никого не удивишь, но именно непредсказуемые факторы оказывают влияние на рынок алкоголя. Причем напрямую они не связаны с санкциями и ограничением импорта, хотя косвенно являются их следствием.

В частности, на рынке наблюдается катастрофический перекос и разбалансировка. Напомню, что рынок алкоголя делится на три крупных сегмента: пиво, вино и крепкие спиртные напитки, в том числе водка. Во время кризисов потребитель, как правило, уходит в недорогой сегмент. Традиционно это были водка и пиво. Серьезную долю в структуре потребления сегодня занимает пиво — в прошлом году она составила почти 80%, по данным Росстата. Еще 12% потребления в декалитрах приходится на крепкие спиртные напитки, произведенные на территории России. И лишь около 3% — это импортный крепкий алкоголь, где драйвером всегда были виски и отчасти ром, но сейчас их поставки ограничены. Хотя на место ушедших шотландских виски сегодня начали приходить ирландцы.

Еще одна проблема — затоваривание рынка алкоголя. В начале прошлого года на фоне восстановления рынка после пандемии и ковидного логистического кризиса многие ретейлеры и дистрибьюторы запасались впрок. Геополитический кризис и санкции привели к еще большему ажиотажу в закупках: ретейл напрямую и импортеры кинулись скупать все подряд, что было доступно в условиях растущего курса, эмбарго и ухода брендов. А неожиданный откат курса, рекордно укрепившего рубль, стал причиной очередного витка закупок. Все заполнили склады под завязку. Переизбыток сегодня составляет до 30%, возможно, и больше. Кроме того, российские виноделы, рассчитывающие занять место на полке в условиях санкций, в 2022 году произвели существенно больше продукции, в результате чего объемы производства также выросли на 20–25%.

Спрос при этом оказался сильно ограничен. Даже в высокий сезон новогодних праздников привычного объема покупок продукции из-за текущей обстановки в мире и в стране не случилось. Не было, например, традиционно высоких объемов корпоративных закупок для торжеств и подарков.

На майских праздниках отрасль столкнулась со снижением объемов продаж вина на 20% по сравнению с прошлым годом. В целом запасы вина, по нашим оценкам, на российском рынке сейчас составляют около 490 млн л российского и примерно 390 млн л импортного. В совокупности это на 180 млн л больше, чем в среднем обеспечивает себя рынок так называемым страховым запасом. Это нужно будет распродавать. Для российских виноделов это еще более серьезная проблема: все емкости заполнены, а уже через два месяца — новый урожай.

— Вы говорите, что санкции не сильно отразились на отрасли, но косвенное влияние оказали. Какое именно?

— Алкогольная и тем более винодельческая отрасль находится между пищевой промышленностью и сельским хозяйством, которые в РФ сейчас чувствуют себя неплохо. Даже полный запрет на экспорт продукции со стороны некоторых стран — США, Новой Зеландии и Австралии — очень слабо повлиял на российский рынок алкоголя. Объем импорта из США не превышал 1%, из Австралии был чуть больше 2,5%. Еще около 1,5% забрала у нашего рынка европейская инициатива о запрете экспорта в Россию товаров дороже €300, в том числе вин, шампанского и другого алкоголя.

Причем с ограничениями импорта мы сталкивались еще во время пандемии. Логистика была нарушена у всех.

Параллельный импорт для нас — благо, но при условии, что он жестко регулируется. Основное правило состоит в том, что «открыть» параллельный импорт можно, если производитель точно ушел с рынка и не поставляет товары: это видно по таможенной базе. Кроме того, факт ухода должен быть подтвержден официальным дистрибьютором или офисом. Но не стоит открывать параллельный импорт на все подряд — будет хаос.

Алкогольный рынок — высокочувствительный, и государство играет ключевую роль в выработке правил. Если параллельный импорт пойдет по принципу «пусть все ввозят все», мы получим огромное количество контрафакта, сломается вся выстроенная годами система оборота алкогольной продукции в стране. Это, в свою очередь, ударит по поставщикам и дистрибьюторам, которые стабильно работают, платят налоги, создают рабочие места, а в итоге — и по государству.

Поэтому параллельный импорт должен быть свернут, как только владелец бренда официально заявит, что готов вернуться на российский рынок. И далее бренд сам решает, как он будет работать — напрямую или через дистрибьютора.

— Как ситуация повлияла на бизнес дистрибьютеров?

— Организация торговыми сетями импорта из опасений оказаться без зарубежной продукции явно не пошли на пользу крупным дистрибьюторам, в том числе нам: традиционные продавцы перестали быть основными поставщиками для магазинов и не могут, как раньше, отвечать за надежность продукции на прилавках в целом. Российские виноделы тоже отчасти винят в проблемах ретейл.

На мой взгляд, это главным образом создает проблемы потребителю, которому становится все сложнее найти однозначно качественный напиток. В целом, создается нездоровая атмосфера для рынка алкоголя, для формирования культуры и структуры его потребления.

— Какой вы видите выход из сложившейся ситуации?

— В обычных условиях есть много способов решения проблем: например, квотирование на уровне регионов производства, чтобы не допустить затаривания. Обычно рынок может сам себя регулировать — чаще за счет снижения маржинальности через различные виды промо. Но в сложившихся условиях государство, похоже, принимает курс на бережное отношение к российским виноделам и формирование у потребителя позитивного отношения к местным продуктам. Поэтому применение традиционных способов регулирования под большим вопросом. Давить же на импортеров, у которых остались каналы легальных поставок из-за рубежа, тоже нельзя, поскольку логистика уже сегодня становится «золотой», а растущий курс не оставляет надежд на массовые распродажи.

При этом сейчас уже обсуждается частичный или полный запрет импортного алкоголя из недружественных стран либо повышение акцизов и пошлин на него вдвое. Нужно отметить, что доля такого импорта более 60%, а российского вина из-за нехватки виноградников у нас в долгой перспективе попросту недостаточно. Такие меры в лучшем случае в этом году могли бы решить проблемы со сбытом для отечественных виноделов. Но глобально, на мой взгляд, они ничего не изменят. Лучше пусть рынок сам себя отрегулирует, а государство единовременно поддержит виноделов. Иначе за все непродуманные решения заплатит потребитель: стоит ему узнать о грядущем повышении на импортную продукцию, как он бросится скупать вина российских конкурентов, и это станет медвежьей услугой для отечественного виноделия.

Что однозначно необходимо — это жесткие нормативы по ограничению частного завоза в чемоданах алкоголя непонятного происхождения. Особенно это касается брендов, которые демонстративно ушли из страны, а не простых фермеров из недружественных стран. Россияне легко заменят импортные марки другими, в том числе российскими.

Вместе с тем необходимо создать стимулы для инвестиций отечественных производителей в смежные с алкорынком секторы. Например, на всю страну всего два хозяйства по производству бочек — бондарен. С учетом отказа от европейских поставок такой тары не хватает, не исключено, что придется переходить на полную выдержку вин в нейтральных емкостях, в стекле или стали. Раньше в стране все было свое — и пробки, и бочки, и стеклодувные предприятия. Сейчас время колоссальных возможностей: нужно не терять его, а учиться выделывать древесину. Тем более что ресурсы у нас дешевле, чем в Европе.

Создание отраслевых кластеров, в свою очередь, позволило бы оптимизировать хозяйственно-логистические связи: чтобы производители не возили ингредиенты, компоненты, сырье за тысячи километров. Всем заинтересованным сторонам — производителям, дистрибьюторам, ретейлерам и логистами — сегодня нужно собраться за круглым столом с регуляторами и законодателями: всех выслушать, вместе оценить угрозы, просчитать риски и найти решение.

— Насколько актуален вопрос формирования в стране культуры пития?

— Если говорить о культуре потребления алкоголя, то в первую очередь речь идет, как мне кажется, о популяризации вина. В СССР на душу населения, например, на пике приходилось до 16 л этого напитка в год. Сейчас этот показатель — всего 6,2 л, в том числе с учетом дешевого суррогата. Принятие в 2019 году закона 468-ФЗ о виноградарстве и виноделии позволило несколько снизить долю некачественного алкоголя, но полностью проблему не решило. А сейчас кризис опять подталкивает людей к тому, чтобы пить подешевле. И тут уже интерес потребителя смещается от вина к более крепким напиткам.

Поэтому над культурой пития нужно работать как участникам рынка, так и государству. Примером такой инициативы являются ярмарки российского вина, которые одним дают возможность дополнительно продавать, а другим — знакомиться с продукцией и дегустировать.

Еще один эффективный инструмент, который мы реализуем, — это программы промышленного туризма: экскурсии на винодельческие предприятия, исторические и гастрономические туры. Мы также снимаем видеоролики, посвященные российскому виноделию, и планируем выпустить книгу. Кроме того, в рамках нашего стратегического проекта «Большое русское вино» (БРВ) мы второй год подряд выпускаем одноименный гид по лучшим ресторанам, где любят и продвигают российские вина. Это делается для того, чтобы поддержать рестораторов, которые продвигают концепцию российского виноделия. Это редкий в наши дни формат обозрения ресторанов страны с современной гастрономической культурой: в печатном гиде-2023 около 300 ресторанов, отелей и винотек, причем три четверти из них — не из столиц, а из полусотни российских городов от Калининграда до Владивостока. У потребителя будет карманный справочник, который, надеемся, окажется удобен в путешествиях и командировках.

— Как вы оцениваете ситуацию в компании?

— Наряду с поддержкой российских производителей, объем продаж которых нами будет удвоен год к году, большинство наших контрактов по-прежнему остается в сегменте европейского вина.

В целом мы всегда были универсальными, и это позволяет нам успешно преодолевать кризисы. У нас три канала продаж: два из них b2b — ретейл и HoReCa, один b2c — сеть из более чем 80 собственных специализированных винных магазинов. Благодаря этому минимизирован конфликт между различными ценовыми моделями. Компания также старается формировать ассортимент очень сбалансированно в плане соотношения цены и качества: мы продаем вино и крепкие спиртные напитки, как импортные, так и отечественные, сделанные из конкретной, многократно проверенной и сертифицированной продукции, которая пользуется доверием потребителя.

Мы с прибылью заканчиваем текущий финансовый год — у нас он с июля по июнь. Но нас беспокоит общее настроение на рынке, которое невозможно игнорировать. Мы заинтересованы в здоровом конкурентом рынке. И продолжаем верить в страну, благоразумие и профессионализм.